Дмитрий Барабаш

Поэтический штамм.
Близнецов и взорвали за то,
Чтобы рифмой стеклянной
Железобетонное небо
Не дробили в стрекозьем,
Квадратно-экранном зрачке.
Близнецов и взорвали за то,
Что, не ведая срама,
Нам мортали сальто
И сортами мальтийских крестов
Переплавили в радугу
Каплей бензина полужью,
По забвенью земли
И сведению к точке небес.
Близнецов и взорвали за то,
Что из колбы исчез
Поэтический штамм,
Обнуляющий мысль до начала.
Близнецов и взорвали за то,
Что земля означала
Путь единственный свой
По никем неведомой оси.
Слово – Слову в лицо!
Близнецов и взорвали за это.

Жил-был на свете муравей,
Который был других храбрей
Он был храбрее потому,
Что жить решился по уму
И, показав усы инстинкту,
Он опрокинул пива пинту,
И закусивши стрекозой,
Слегка нездешний и косой,
Умывшись божьею росой,
Пошел веселый и босой
Гулять нетореной дорожкой.
От суеты и скучных дел,
Махнув на них мохнатой ножкой,
Смел все, чего всегда хотел.
А именно: купаться в луже,
За тлей гоняться в лопухах,
Лохматить спину по верблюжьи
И петь о птицах и зверях.
Жизнь стала в радость.
Воля, счастье,
Свобода, нега и простор,
Как пазл, разрозненные части,
Вставали в новый кругозор.

А муравейник жил, как прежде
Пилил дрова, кормил овец,
Оборонялся. «Дети, ешьте!» -
Кричал заботливый отец.
И в их взрастаньях, угасаньях
Смертях, рожденьях, суете
Ходили слухи о скитаньях
В потусторонней красоте
Героя, бросившего норы
Отцов и прадедов своих.
Он видел небо, видел горы
И написал немало книг
О том, что смелость – не наука,
А путешествие – не цель:
«У нас одна на всех разлука
Одна на всех наружу дверь
Она откроется однажды
Сама, не надо торопить.
Не утолить при жизни жажды
И не продлить земную нить.»

Туманно рассуждают о стихах
Прозаики, художники, поэты.
В их толкованиях нахохленое «Ах»,
Как воробей, зачуханный в сюжеты.
Тут чувствам праведным предписано звенеть
В обход цинизма шуток безвременных.
Щелчок строки не должен бить как плеть
Рабов возвышенноколенопреклоненных
Ползущих по Москве ли, по Перу,
По сорок лет по нищенской пустыне.
Поэзия подобна комару
Без имени, родившемуся в тине
Чумных веков, проказистых болот,
Ландшафтов лунных, марсианской топи,
Запястьям острострелых позолот
И устрицам в малиновом сиропе,
Скрипящим там, где скука морщит бровь
Девицы, отслюнившей слизь созданья.
Поэзия – комарная любовь
К венозной коже, первое касанье
С искусом истины, скребущей словно зуд
Земных страстей под листьями распутиц.
И запах прений, как священный суд
В распахнутые окна льется с улиц.

«Поэзия – это самый дурной и неудобный способ выражать свои мысли.»
«Пушкин… как киргиз, пел вместо того, чтобы говорить.»
Лев Толстой

Как все срастается на плоскости –
Сюжет расчерчен по прямым.
Какой кошмар – в преклонном возрасте
Почувствовать себя Толстым.

Давно пора играть с объемами,
Вплетать в пространственный узор
Эпохи с пестрыми коронами
Восходом выкрашенных гор.

Земля из трубочки горошиной
Летит в замыслимую даль
Среди травы давно некошеной
И узнаваемой едва ль.

А тут все плоскости, да плоскости.
Сижу, шинкую колбасу.
Какой кошмар – в преклонном возрасте
Возненавидеть стрекозу

Изобретая область тьмы
вы открываете для света
то, что, наверное, должны
скрывать по логике сюжета.

.

Я с детства изучал законы трения
с друзьями, не любившими меня,
за то, что напишу стихотворения,
не помня никого и не виня.

Они, как-будто знали всё, о далях
грядущих лесопарковых времён,
о деньгах, жёнах, войнах и медалях,
которые накосим и пожнём.

Так жмут снежки горячие ладоши.
Сочится между пальцами вода.
И я, надев блестящие галоши,
иду по солнцу утреннего льда.